Балет без либретто

Зимний пейзаж, напоминающий о Брейгеле, снежный склон горы, террасами спускающийся вниз, обжит множеством персонажей. Дымят то ли костры, то ли печи, везде кто-то суетится. Одну из сцен нам дают рассмотреть поближе - там вооруженные люди с лицами, столь знакомыми нам по картинам голландских мастеров, буднично и спокойно топят в нужнике старика, изобличенного в том, что он хранит у себя какие-то книги. Эта сцена тоже напоминает картину. Может быть, "Ад" Босха?

Так начинается фильм Алексея Германа, который он снимал больше 10 лет, а публика ждала еще больше - и после смерти режиссера. Предыдущий фильм Германа, "Хрусталев, Машину!", тоже ждали долго - семь лет. А потом уходили с середины сеанса - уходили не только простые зрители "из глубинки", но и критики на Каннском фестивале. И тем не менее спустя какое-то время за картиной укрепилась репутация шедевра.

Вероятно, "Трудно быть Богом" ждет похожая судьба. Во всяком случае, залы, пустеющие к середине сеанса, мы наблюдаем. Также как и разочарованные рецензии - причем если "Хрусталева" многие критики все же сразу поставили на полку к шедеврам, то сейчас это делать не спешат.

Конечно, язык последних фильмов Германа сложен. В кадре множество персонажей, все что-то делают, что-то неразборчиво говорят, героя то и дело заслоняют какие-то горшки, и в общем все происходящее напоминает кошмарный сон, в котором переход от одного события к другому объяснить очень трудно.

По словам жены и соавтора сценариев Германа Светланы Кармалиты, режиссер любил выражение "затаптывать сюжет". В "Хрусталеве" он его затоптал так, что, не прочитав сценарий, все повороты просто не уловишь. Но "Трудно быть Богом" намного более дружественный к зрителю фильм: текст одноименной повести Стругацких можно использовать так, как используют зрители либретто к балету. Это хороший ход: все-таки в таком кино, как и в балете, важнее "как танцуют", а не "что происходит".

Но в том-то и дело: понимая, "что происходит", видишь, что "танцуют" однообразно и, самое главное, непонятно зачем. "Послание" режиссера то ли не считывается, то ли, как думают некоторые, его просто нет. Попробуем выяснить, в чем дело.

Брейгель вблизи

В целом Герман довольно точно воспроизводит сюжет повести Стругацких: несколько землян-ученых заброшены на далекую планету, где история буксует где-то в районе эпохи Возрождения. Точнее, так показалось землянам вначале, а потом выяснилось, что никаким Возрождением и не пахнет. Наоборот: идет тотальное уничтожение всех, кто пытается хоть как-то заниматься наукой или искусством.

Главный герой (его играет Леонид Ярмольник), внедрившийся в небольшое королевство Арканар под именем благородного дона Руматы, пытается хоть кого-то спасти, но, кажется, сам не понимает зачем.

Ужасы средневековья, описанные Стругацкими, режиссер многократно гиперболизирует. Если у советских фантастов герою противостоит "темнота" необразованных масс и глупая хитрость арканарских политиков, то в фильме Германа о противостоянии говорить сложно. Создается впечатление, что любое осмысленное движение в этом мире просто тонет в хаосе на стадии возникновения: разговор заканчивается пердежом, блевотой и рукоприкладством, попытки заняться любовью - бессмысленной возней с "поясом верности", научные изыскания - употреблением полученного спирта, а все "политические инициативы" - погромом.

На этом фоне просвещенные земляне практически ничем не выделяются, разве что героя Леонида Ярмольника преследует навязчивое желание вымыться…

С маниакальным упорством режиссер выстраивает кадры, напоминающие о живописи средневековья и Возрождения: мы видим людей с прекрасными лицами в духе Яна Ван Эйка, которые вблизи оказываются покрыты прыщами, язвами и синяками, видим знаменитые "натюрморты" - но столы завалены объедками и нечистотами. Вот из какого сора, значит, росло средневековое искусство?

Если это единственная мысль фильма, ради нее, конечно, не стоило тратить 15 лет. Можно, как многие и делают, порассуждать о том, что наше общество не сильно обгоняет арканарское - но и эта банальность не стоит таких трудов.

Мне кажется, фильм Германа, конечно, не об "отсталом обществе". Скорее возникает ощущение, что режиссер держал в голове писания философов-платоников о положении, в котором оказывается душа, "падающая" в материю: ничего не возможно увидеть ясно, непонятно, кто ты и зачем ты, все импульсы тонут в какой-то липкой жиже… И тем не менее герой Ярмольника действует. Вот о том, что заставляет его идти вперед, и речь.

Интеллигент с арбалетом

Герой, пытающийся если не нести "отсталому" обществу "разумное, доброе, вечное", то хотя бы самому "не опуститься" до общего уровня, в русской культуре не нов, вспомним хотя бы Чехова. Из-за близости этой фигуры сердцу каждого интеллигента, видимо, и была так популярна повесть Стругацких, где старый добрый конфликт был несколько упрощен благодаря умеренной дозе коммунистической морали.

Дон Румата Стругацких десантируется в Арканар чуть ли не из построенного коммунизма и твердо знает, что когда-нибудь "силы света" победят, а сейчас надо им по мере сил помогать, поддерживая местных книжников, поэтов и т.п. (Разумеется, у Стругацких силы света - это, в первую очередь, наука и затем искусство). Но невозможно со скальпелем пытаться исправить то, что портит целая армия с мечами. И герой Стругацких капитулирует, вырезает половину Арканара и бежит обратно в свой рай.

Герой Германа, кажется, с самого начала не питает никаких иллюзий относительно полезности своего труда (да и десантировался он, конечно, не из коммунизма, а прямиком из 1990-х), но почему-то занятие свое не бросает и в финале уезжает куда-то в снежные поля шутить идиотские шутки с горсткой соратников и обучать их играть джаз на архаических кларнетах. Не очень это похоже на построение Утопии, но какой мир, такая и утопия.

Мне кажется, в пораженческом финале повести Стругацких, равно как и в непонимании, которое встречает фильм Германа, отразилась некоторая метафизическая ущербность нашего общества.

Герои Стругацких, как и почти все советские люди, не имеют внутреннего мотива действовать. Они делают что-то для того, чтобы "стало лучше". Если же цель невозможно достичь, то и мотив действовать пропадает. Они верят в науку и искусство, но, если от них жизнь лучше не становится, они берутся за меч или уходят торговать рыбой.

Алексей Герман в этой схеме меняет две вещи. Во-первых, общий бардак в его фильме - это не "плохое общество" (как будто бывает "хорошее"), это объективное устройство мира и человека.

Во-вторых, его интересует не наука и искусство, а что-то, что заставляет человека ими заниматься, совершая бессмысленные движения в сторону гармонии, красоты и прочее.

Режиссер выражает эту мысль достаточно прямолинейно, наделяя Румату отсутствующей в тексте Стругацких любовью к музыке - самому иррациональному из искусств. Главный же мудрец Стругацких, ученый Будах, тут выглядит круглым дураком. И в конце, когда обессиленный герой засыпает, кто-то берет арбалет и садится охранять его сон: истина реализуется не на уровне "победы науки и культуры", а на уровне братства людей, обнаруживших в себе необходимость "быть Богом" - даже если это абсолютно бессмысленное занятие.

А три часа блуждания по аду нужны были только для того, чтобы вытравить из себя любые цели и корыстные мотивы. Вот и все.