В понедельник, 1 июля, в больнице им. Пирогова скончался режиссер Петр Монастырский, легенда самарского театра. 17 июля мэтру исполнилось бы 98. Именно ему Самара обязана мифом о театральном городе и брендом "театр Монастырского". Прощание с режиссером пройдет 3 июля с 11.00 до 12.30 в Самарском театре драмы.

Варвара ближе Катерины

Он прожил почти век - человек-эпоха, человек-легенда, человек, создавший бренд "Куйбышевский театр драмы" и миф о театральном городе, с которым Самара ассоциируется до сих пор. Казалось, что Монастырский будет всегда. А он немного не дожил до своих 98.

О его характере ходили легенды - разного толка, многие из них не следует вспоминать в некрологе. Но иначе и быть не могло - столько лет держать театр в своих руках мог только человек очень сильный и, само собой, непростой. Авторитет у Монастырского был непререкаемый: уважали его все, и актеры, и самарские зрители, до сих пор вспоминающие "театр Монастырского". Не все они застали спектакли мэтра, кто-то видел уже излет его карьеры. И тем не менее, сила легенды была непреодолима.

Но больше всего вы понимали из личного общения с мэтром. В 2010-м я делала последнее свое интервью с ним - к 95-летию. К тому времени уже успела сформулировать секрет долголетия этого человека и снова проверяла: все пыталась поймать Петра Львовича на малейшей неуверенности в себе. Он, в свою очередь, "всю дорогу" пытался подловить меня: на незнании его биографии, на театральной безграмотности, на непонимании сути вещей. "Горе от ума" - знаете пьесу?" - нормальный такой вопрос в нашем диалоге.

Мои же сомнения Петр Львович умудрился развеять еще до встречи. Я звонила ему в страшную августовскую жару. Была пятница, интервью он назначил на воскресенье, 15.00. "Петр Львович, нужно позвонить в субботу, уточнить?" - "Вы звоните, если хотите, но у меня на воскресенье, точно, ничего". Это не мне тогда исполнилось 95, а Монастырскому. Но я обычно гораздо меньше уверена в том, что будет послезавтра, в 15.00. Интересно, в том же ли секрет его режиссерских успехов?..

Он до последнего оставался очень живым - другого слова не подберешь. Никогда не забуду, как мы утверждали то интервью. Вернув в свой текст некоторые острые высказывания по поводу ныне живущих известных людей (попутно пожурив за излишний дипломатизм), Монастырский в какой-то момент устал читать и сразил меня упреком: "Ну что вы прямо за мной все записали? Вы же журналист, могли бы что-нибудь придумать, а это все мои слова. Я вас запомнил как оторву, думал, вы похулиганите". В голове тут же пронеслись рассказы о судебных исках Петра Львовича к старшим коллегам. Со мной Петр Львович не судился, но многостраничные письма в редакцию старого "Репортера" по поводу рецензий писал. "А, так это вы писали про сызранскую "Грозу"? - помнил, хотя к 2010-му прошло уже три года. И, окончательно забыв интервью, бросился разбирать пьесу, доказательно объясняя, что "правильная" Катерина - никакой не луч света в темном царстве, а бойкая Варвара - как раз "луч". Он уже не очень хорошо слышал, да и говорю я негромко, и Петр Львович в какой-то момент пересел поближе, профессионально объяснив, что губы у меня "для поцелуя хороши, а вот с посылом проблемы - слышно плохо". Варвара ему была ближе Катерины- никаких сомнений.

Театр-дом

Режиссер прожил долгую непростую жизнь - с голодной Одессой 1920-х, актерством в Одесском театре юного зрителя и Театре рабочей молодежи. С ГИТИСом, оконченным в 1940-м, и началом работы, совпавшим с Великой Отечественной. В Куйбышев он приехал в 1955-м, после Воронежа, Ярославля, Луганска, Красноярска и Новосибирска. И задержался в театре на 43 года (с небольшим перерывом на работу в Воронеже). А еще были 15 лет, прожитых без своего театра. В феврале впервые за все эти годы в стенах Самарской драмы должен был пройти творческий вечер Монастырского. Но Петр Львович накануне попал в реанимацию. Возвращения не случилось.

"Возвращение Мастера" - так назывались гастроли театра "Колесо" в Самаре в 2007-м. Театр привез "Зыковых" и "Варшавскую мелодию" - в 2006-2007-м с тольяттинскими актерами Монастырский вернулся к тому, что когда-то ставил в Драме. Порох в пороховницах мэтра еще оставался - он даже чуть было не стал главрежем "Колеса".

Теперь не разберешься, мог ли он тогда, в середине 1990-х, остаться в Театре драмы. Сам Монастырский в разное время выдвигал разные версии своего ухода - то пенял на власть, то - на оскорбительный годовой контракт, то признавал, что 80 лет - тоже возраст. Очевидно одно: очередным режиссером в своем театре он быть не мог. Не привык никому подчиняться.

На покое писал книги (издал больше десятка). Не обо всем, что писал мастер, хочется вспоминать, но были и невероятно интересные страницы. Больше всего почему-то запомнилось про отдых - Петр Львович писал, что в отпуск садится за руль - и едет куда-нибудь далеко-далеко, за тысячи километров, например, в Прибалтику. И в этом тоже - характер.

Он очень крепко держал театр. Рассказывают, что Гвоздков, заступив на место худрука, сравнивал Самарскую драму со швейцарским часовым механизмом. Измены Монастырский не прощал - про всех, пытавшихся делать карьеру в столицах, писал как про несчастных, загубивших свою жизнь. Окончив курс Бориса Захавы, ученика Вахтангова, считал себя режиссером вахтанговской школы и все время говорил, что разделяет идеи своего знаменитого предшественника - хочет создать "театр-дом". И он действительно его создал: поставил в этом театре более 120 спектаклей, открыл актерскую студию, не раз с успехом вывозил труппу на гастроли в Москву и Ленинград. Имя Монастырского вписано в историю самарского и российского театра. Навечно вписано, как говорят в таких случаях.

Убедить мир

… в конце того августовского разговора я спросила Петра Львовича, бывал ли он когда-нибудь недоволен собой: "Я себя любил, милого. Что значит - доволен, недоволен? Если я получаю сейчас ко дню рождения пять правительственных телеграмм, в том числе от Медведева, - я могу быть собой недоволен? Даже сейчас? Не-ет". Засмеялся и повел меня смотреть телеграммы.

Режиссура вообще такая профессия - в ней трудно что-то сделать, если быть неуверенным. Ты можешь быть неправ, но не имеешь права сомневаться. Ты же строишь свой мир, свой собственный мир в коробке сцены. Как может бог не верить в себя?

Что нужно, чтобы прожить такую жизнь, как у Монастырского? Чтобы в 95 в ясном сознании давать интервью, и чтобы эти интервью бросались читать? Наверное, нужно искренне поверить, что ты нужен миру больше, чем он тебе. И суметь убедить в этом мир. Хотя бы в одном отдельно взятом городе.